Известный японовед-филолог, переводчик и специалист по средневековой литературе, Виктор Петрович Мазурик был одним из организаторов научной конференции в Николо-Угрешском монастыре, посвященной 100-летию со дня преставления Николая Японского. Но начать интервью мы решили с более общего вопроса.

- Виктор Петрович, что, на Ваш взгляд, является самыми знаковыми событиями в японистике последних лет?

- Вопрос непростой. Можно было бы, конечно, перечислить целый ряд выдающихся трудов коллег – сборники статей, монографии и т.д. Но поток таких работ не прекращался никогда. А вот качественно новое явление – это приход в японистику молодого поколения, выросшего в открытом обществе с неограниченным доступом к информации, весьма широкими возможностями для наблюдения, сопоставления, анализа и т.д. Думаю, что в самом недалеком будущем это поколение весьма громко о себе заявит, хотя сейчас оно еще выглядит несколько растерянным от обрушившихся на него альтернатив. Заметно пока небыстрое, но стабильное пробуждение интереса к культурной традиции, как своей собственной, так и других народов. Свидетельством тому могла бы послужить прошедшая в феврале этого года в Николо-Угрешском монастыре конференция, приуроченная к столетней годовщине преставления святителя Николая Японского.

- Расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее.

- Конференция заняла весь день с небольшим перерывом на обед в монастырской трапезной. Помимо докладов об истории российско-японских взаимоотношений в прошлом и позапрошлом веках, о трудах пекинской и токийской духовных миссий, о деятельности русского Миссионерского общества и т.д., конференция включала в себя сеанс видеосвязи с Японией, во время которого предстоятель Японской Православной Церкви, митрополит Даниил, благословил собравшихся, в ответ на что хор семинаристов дружно пропел ему «Многая лета». Во время этого сеанса также с небольшими докладами выступили японские священники из Осаки и Киото и представитель российской церкви из Хакодатэ. Японцы были особенно поражены, увидев в добром здравии присутствовавшую на конференции девяностолетнюю внучатую племянницу святителя Николая – Тамару Николаевну Куницкую.

- Чьи доклады Вы бы выделили особо?

- Очень трудно выбрать какой-то один, так как общий уровень докладов был очень высок, но мне особенно запомнилось сообщение клирика Рязанской епархии отца Михаила «Святитель Николай о Японии, японцах и японских традиционных верованиях», а также доклад зав. сектором изобразительного фонда Музея-усадьбы «Мураново» им. Ф.И. Тютчева Т.П. Гончаровой «Автографы святителя Николая Японского в собрании Музея-усадьбы «Мураново» им. Ф.И. Тютчева». По результатам конференции в издательстве монастыря вышел весьма красочно оформленный сборник докладов «Духовное наследие равноапостольного Николая Японского (к столетию со дня преставления)».

- Насколько мне известно, Вы также участвовали в конференции. О чем был Ваш доклад?

- В своем докладе, который я назвал «Святитель Николай Японский: размышления о роли личности в истории», я попытался привлечь внимание к «побочным» аспектам деятельности русского миссионера – научным, дипломатическим, переводческим, педагогическим и т.д. Судить о том, насколько мне это удалось – читателям.

- Наверное, для Вас как для филолога Николай Японский представляет интерес прежде всего как переводчик?

- Не только. Для меня святитель Николай – это персонифицированное доказательство безграничности человеческих возможностей, когда человек ставит перед собой великие цели. Николай Японский совершил поистине апостольский подвиг, для обычных людей объяснимый только чудом. За полвека своего служения он сумел утвердить на японской земле корни православного мышления, качественно отличного от японской духовной традиции, попутно он оставил одно из самых полных описаний Японии в эпоху Мэйдзи, сумел блистательно разрешить несколько острейших дипломатических кризисов между Россией и Японией, воспитал плеяду блестящих переводчиков и педагогов и, наконец, всей своей личностью внушил и рядовым японцам, и элите общества глубочайшее уважение к русской культуре.

- Каково положение православия в современной Японии?

- К сожалению, оно весьма скромное. У католической церкви значительно протяженнее история проникновения в Японию (с середины XVI века), а у протестантской – значительно большие людские и финансовые ресурсы. Православие же, большей частью по семейной традиции, исповедует, по некоторым оценкам, от 20 до 30 тыс. человаек, что для населения, почти равного российскому, ничтожно мало. Однако, роль православия в японской культуре нового времени все же весьма значительна. Авторитет Николая Японского в среде инославных христиан был непререкаемым, ибо редко кто знал традиции страны так глубоко, как он. Из основанных им школ русского языка вышли выдающиеся переводчики, познакомившие японцев с творчеством грандов русской литературы: Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова и т.д.

- Тем не менее, ситуация в Японии не такая плачевная, как в Китае?

- Да, социалистический период и, в особенности, годы «культурной революции» привели к почти полному исчезновению следов русской православной миссии, основанной еще в XVIII веке. Насколько мне известно, некоторые молодые российские священники предпринимают усилия по ее возрождению, но это очень сложно, и пока, кажется, ничего не получается. А вот Японская Православная Церковь хоть и имеет статус автономной, но очень сильно зависит от моральной поддержки русской церкви-матери, и русские православные волонтеры могли бы очень много для нее сделать, например, оказать помощь в создании на японской территории первого православного монастыря. К сожалению, энтузиастов в этой области явно не хватает.

- Знакомы ли Вы с кем-нибудь из русских священников, работающих в Японии сегодня?

- Да, я неоднократно встречался с представителями подворья Русской Православной Церкви в Токио, а также знаком с иеромонахом Герасимом, служащим ныне в Токийском Воскресенском соборе, который японцы называют «Никорай-до».

- Вернемся к Вашей специальности. Какую проблему современной японистики Вы считаете самой острой?

- Образовательную. Причем я имею в виду не только японоведческое или востоковедное образование, но глубочайшие проблемы современного образования вообще. Новая информационная сфера заставляет всех нас пересмотреть основные вопросы образования: кого учить, как, чему, и главное – зачем? Современным студентам нет нужды сообщать, что есть такая страна Япония, а в ней живет император, и так далее. Японский император живет у них дома. В Википедии или где-то там еще. Но никакая Википедия не объяснит им, зачем существует Япония, да и они сами. Вы можете сказать, что на такие вопросы ответы может дать только сама жизнь, но задача образования – по крайней мере, не мешать поиску ответа на эти вопросы. Я не уверен, что современная система образования способствует этому поиску. Все уже более-менее догадываются, что надо делать, только никто пока не сообразил, как все это реализовать. Понятно, например, что современное образование должно быть мобильнее и ближе к жизни, чем прежде, индивидуально ориентированным и творчески стимулирующим. Оно должно научить человека правильно выбирать ориентиры и целенаправленно двигаться к ним в течение всей жизни.

- Что Вам лично дало изучение японской культуры?

- Как и изучение любой другой культуры, это, в первую очередь, заставило меня внимательнее вглядеться в собственную и заметить в ней некоторые важнейшие черты. Кроме того, японцы кому угодно могут дать великолепный урок практического профессионализма, сдержанного чувства собственного достоинства при подчеркнутой внимательности к окружающим. Но, прежде всего, изучение японской культуры позволило мне хотя бы одним глазком заглянуть в удивительный мир японской поэзии. Поистине, стоит выучить японский язык только ради того, чтобы читать в оригинале японскую поэзию, ибо все самое прекрасное в ней труднопереводимо, если переводимо вообще.

- Каковы, на Ваш взгляд, главные отличия между японской и русской культурами?

- Не сегодня, и не мной замечено, что многие мировые культуры отличаются от привычной нам европейской модели ослабленной или невыделенной вообще ролью личности и, в особенности, ее креативной функции. Дальневосточный идеал – не исключение, это желание раствориться в потоке вселенского Дао, приобщиться к сонму предков (для нас это звучит зловещей ноткой Реквиема), скрыться в корпоративных структурах общества и т.д. Это резко контрастирует с западным культом самовыражения. Наш религиозный идеал – приближение к личностной ипостаси Бога, сотрудничество с Ним – в его крестном пути. Это определяет иное отношение ко всему – личной жизни, профессии, стилю повседневного быта и т.д. В Японии, давно уже вошедшей в мировое сообщество, это замечаешь не сразу. Но чем больше узнаешь эту культуру, тем глубже понимаешь ее самобытность. Различия между культурами в итоге идут им на пользу, стимулируя творческий диалог между ними.

- Какие аспекты японистики Вы бы посоветовали молодым востоковедам как наиболее перспективные?

- Это прежде всего различные аспекты личностной и социальной психологии, искусствознания, проблемы лингвопсихологии, нейролингвистики. Некоторые особенности японского языка делают его замечательным полигоном для самых современных исследований, результатами которых могут воспользоваться не только гуманитарные дисциплины, но и, к примеру, компьютерные технологии. Я не специалист в экономической сфере, но полагаю, что мы обречены на сотрудничество с Японией в энергетической области. Далее, необходимость вывести из тупика дипломатические отношения между нашими странами также очевидна всем, и это задача, надеюсь, уже современного молодого поколения. А для этого должны творчески потрудиться и журналисты, и деятели художественной культуры, и многие другие.

- Вы упомянули сферу энергетики. Как Вы относитесь к ситуации с АЭС «Фукусима-1»?

- Не чувствую себя экспертом в данной области, но считаю, что атомно-энергетический джинн все равно уже выпущен из бутылки и назад его загнать никому не удастся. А вот как его цивилизовать и поставить на службу людям – на этот вопрос может ответить только все человечество. К сожалению, мировое сотрудничество в этой области пока не налажено. Хотя это касается не только проблем экологии, которые сами по себе очень важны, но и обеспечения всей материальной деятельности человека в будущем, да и самого выживания человека. Японцы продемонстрировали всему миру удивительную стойкость и общественную солидарность перед лицом масштабного стихийного бедствия, но одного сочувствия или даже восхищения по отношению к ним явно недостаточно. Требуется сотрудничество, в чем заинтересованы и мы сами, и все. Насколько мне известно, Екатерина, Вы были в Японии в период фукусимской трагедии и могли изнутри наблюдать все, что происходило в японском обществе, согласны ли Вы с моей оценкой?

- Меня удивило то, что на первых порах обыватели в далеких районах, таких как Кюсю и Сикоку, смотрели на происходящее довольно спокойно (по крайней мере, так это выглядело внешне), но правительство с первых же дней приступило к реализации масштабной программы ликвидации последствий землетрясения. По телевидению можно было увидеть страшные кадры северо-восточного побережья, репортажи откуда не прекращались ни на один день. Это были не только сухие сообщения ТЕРСО, но и истории людей, потерявших дома и семьи. Но уже через полгода, когда я поехала на Северо-восток, и общалась с жителями префектур Иватэ, Мияги, Фукусима, местные жители также были весьма спокойны и даже казались беззаботными. «В данной ситуации нам больше всего жаль детей, - говорили они. – Сами же мы принимаем действительность такой, как она есть, ибо «сиката га най» (с этим ничего не поделаешь). И это самое выражение, и эта отрешенность была очень странной для меня, человека другой культуры. Это очень отдавало фаталистическим «самурайством», которое так любят приписывать японскому народу. Как Вы можете комментировать такую позицию японцев?

- Любой японовед знает, какой далекой может быть дистанция между татэмаэ (внешней позой) и хоннэ (истинными мотивами и состояниями), а потому нужно быть весьма осторожными в оценке эмоциональных реакций японцев. Вы прекрасно знаете, что открытое проявление личных чувств в общественном пространстве в Японии выглядит несколько «мове тон», однако близким друзьям, даже если это иностранцы, японцы готовы открыть душу не менее глубоко, чем мы, русские. Хотя культура средневекового служилого дворянства (самураев), несомненно, наложила свой отпечаток на национальный характер, в базовой системе человеческих ценностей японцы практически ничем не отличаются от нас.

***

© Екатерина Абрамова, Татьяна Баклунова