Торговля Голландцев с Япониею, некогда столь цветущая, в последнее время значительно упала и ограничивается теперь двумя только кораблями, ежегодно приходящими из Батавии в Нангасаки. Следующий отрывок, дающий понятие об этих сношениях в настоящее время, заимствован из путешествия Доктора Зибольда, бывшего в течение многих лет врачем Голландской Фактории в Дезиме. Караульные, поставленные на берегу, заметив вдали идущее с моря судно, тотчас дают знать о том в Нангасаки. Вслед за тем из города высылается шлюпка для опроса прибывшего судна. Не сообщаясь с ним прямо, на судно передают только со шлюпки лист, содержащий вопросы об имени судна, страны, откуда он идет, о количестве экипажа, о грузе и т. д. Получив письменные ответы, шлюпка возвращается. Убедясь из полученных ответов, что судно имеет право торговать в Японии, Наместник снова посылает шлюпку с требованием заложников, которые отвозятся в особо отведенное им место жительства. Потом Японская депутация, под начальством Габальози, главного полицейского чиновника, в сопровождении одного или двух чинов Нидерландской фактории, посещает судно для полного удостоверения в том, что оно имеет право приходить в Нангасаки.
Если откроется, что это не Голландское судно и хотело тайком или обманом пробраться в Нангасакскую гавань, то ему приказывают немедленно оставить порт. Если же оно терпит в чем нужду или недостаток, то ему оказывается помощь и содействие без всякого возмездия, но ни за что не позволят вступить в какие либо сношения с береговыми жителями. Если, напротив, Японская депутация убедится, что это одно из Батавских судов, ежегодно приходящих в Японию, то дает ему позволение на торговлю, чины фактории возвращаются на остров, а Габальози отправляет на берег с судна оружие, порох, ядра и наконец запертые в сундуке священные книги, образа, кресты; — все это возвращается Голландцам только пред отходом их из порта
Берега Нангасакского залива живописны. Впереди небольшие холмы, обработанные и покрытые свежею зеленью; далее видны густые леса и священные рощи столетних кедров и дубов, посреди которых изредка выдаются белые домики и выказываются капища и часовни, и наконец вдали синеют горы, окаймляющие эту картину со всех сторон. Пораженный полною жизни картиною, путник не знает, чему более дивиться: роскошной ли природе, так щедро наградившей всеми дарами эту страну, или неутомимому, все одолевающему труду человека, умевшего оплодотворить безжизненные вершины каменистых гор и удержать гигантскими оплотами бурное море.
На небольшом острове Дезиме, единственном месте жительства Голландцев в Японии, находится особый пристав, который обязан надзирать за выгрузкою и нагрузкою товаров и осматривать всякого пассажира, съехавшего с корабля на берег, и только один вновь прибывший Президент фактории избавляется от этого осмотра.
Чтобы судить, как строго, с каким непреклонным упорством Японцы соблюдают издавна принятое ими правило — не пускать на остров никого из непринадлежащих к фактории, стоит только припомнить поступок их с Бломгофом, преемником Дуффа в управлении факториею в 1817 году. Бломгоф смутил весь Нангасаки тем, что привез с собой — вы подумаете порох, оружие или целое войско? — ошибаетесь, — он привез молодую жену с грудным ребенком и кормилицу.
Нангасакский Губернатор сильно восстал против этого нарушения обычаев их страны и не хотел дозволить свезти на берег эту самую неопасную, самую невинную контрабанду в мире. Бломгоф, желая доставить своим преемникам и всем членам фактории право быть семьянинами в Японских владениях, вступил в переговоры с Наместником, в которых всего более ссылался и опирался на то, что когда в 1662 году Китайский пират Коксинга захватил у Голландцев Формозу, то множество жен и детей бежали с этого острова и нашли себе убежище в Японии; однако же этот довод не убедил Губернатора, который хотя и позволил Г-же Бломгоф жить с ребенком и кормилицей в фактории, но доложил об этом в Иеддо Императору, который отвергнул просьбу Бломгофя. Капитан Фон-Пабст, в 1804 году сопровождавший своего друга Москетьера, начальника судна, назначенного для торговли между Батавиею и Японией, должен был записаться экипажным писарем, чтобы иметь право жить в фактории, на острове Дезиме.
Этот искусственный островок, на котором только и имеют право жить Голландцы, сделан в роде плотины на расстоянии 12 или 15 футов от берега и имеет в длину 600, а в ширину 240 футов. Город с островом соединяется каменным мостом; но высокая стена, выстроенная между ними, заслоняет Японский берег от Дезимы. С другой стороны ряд свай отделяет их от залива, оживленного множеством судов, из которых однако же ни одно не дерзает переходить чрез заповедный рубеж. На мосту выстроены ворота и караульня, в которой помещено известное число солдат и полицейских сторожей, обязанных наблюдать, чтобы в город проходили только те, которым дано это право, и то только в определенные часы дня. Кроме того, всякий, переходящий через мост, Голландец или Японец, равно подвергается осмотру. Ворота бывают отворены только в то время, когда в гавани находятся Голландские суда.
Дезима по Японски значит передовой остров (де — перед и зима — остров).
В настоящее время на острове постоянно живут не более одинадцати человек: Опперговд или Президент, которого Японцы обыкновенно называют Голанда или Горанда Капитан, смотритель магазинов, секретарь или бухгалтер, врач, два чиновника при магазинах и пять прикащиков. Для прислуги Голландцы обязаны нанимать непременно Японцев, которым впрочем позволено оставаться в фактории только до захождения солнца; а потом, по осмотре на мосту, их впускают в город. Дети Голландцев обязываются принять подданство Японии и потому их с первого детства переселяют с Дезимы в Японию, и в сношениях с своими родителями они подчиняются тем же строгим ограничениям, как и все, посещающие Дезиму. Если кто либо из Японцев (мужчина или женщина) опасно захворает на Дезиме, то непременно должен быть перевезен на берег, потому что на острову им умирать не позволяется.
Дома на Дезиме строятся самими Японцами, которые за наем их с членов фактории берут неимоверно высокую плату. Впрочем Голландцам не запрещено перестраивать и переделывать дом внутри по своему вкусу. Мебель и всю домашнюю утварь они могут выписывать из Батавии или заказывать Японским мастерам. Заметим здесь, что Японские ремесленники отделывают заказанные им вещи так искусно и изящно, что удовлетворяют самому прихотливому и разборчивому вкусу и работают с таким терпением, что исполнение заказов Европейцу покажется чрезвычайно медленным, — и этой медленности не отвратит никакая плата! Впрочем Голландцы сносятся с Японскими фабрикантами чрез Японского чиновника, нарочно для того назначенного и сохранившего Португальское название Comprador. Цены на все вещи установлены самим правительством и различие между ценою предмета, продаваемого Голландцу, и обыкновенною рыночною ценою, составляет 50 процентов. Этот доход правительством употребляется на наем солдат для караула у Дезимы. Вообще вся торговля Голландцев с Японцами производится не непосредственно, а свезенные с Голландского судна товары сдаются сначала Японским чиновникам, которые уже сами продают их, и потом, по вычете следующей за обмениваемые товары суммы, подают свой счет Президенту. Кроме того, что денежные обороты не входят в торговые сношения Голландцев, обитателям Фактории запрещено даже иметь при себе деньги, вероятно для того, чтоб они не могли подкупить караульных.
Покупатели, компрадор, Японский врач (в случае болезни или отсутствия Голландского врача), хирург для кровопускания, служители и даже носильщики, отправляясь на Дезиму, получают пропускной билет с печатью, который и обязаны предъявлять при входе и выходе с острова. Кроме того все эти люди, назначаемые для сношений с Голландцами, должны поклясться и своею кровью подписать клятву, что ничего не будут сообщать чужеземцу о вере, стране, языке, управлении или истории своего отечества.
Переводчики в Нангасаки составляют особый цех и состоят на жалованьи Сиогуна или Императора, как его обыкновенно называют Европейцы. — 60 или 70 человек из них назначаются для Нидерландской фактории; но и они не сносятся прямо с Голландцами. Недоверчивое правительство Японии и тут назначило посредника или шпиона, обязанного всегда присутствовать при их переговорах.
Во время выгрузки и нагрузки товаров Президент фактории имеет частые переговоры с Губернатором Нангасаки или его чиновниками и при этом, как утверждает Доктор Зибольд, он подвергается многим унизительным обрядам. Зибольд старается оправдать это унижение тем, что гордость должна уступить место патриотизму там, где идет дело о сбережении для Голландии такой выгодной торговли. Но большая часть Нидерландских писателей, выдавая эту торговлю за незначительную, уверяют, что все эти унизительные для Голландцев обряды уничтожены.
На торговлю в Японии смотрят с презрением, как на что-то бесчестное, недостойное благородного человека, и потому купцы там не имеют права носить шпагу. Это же запрещение простирается и на Голландцев, и только один Президент, и то в известных случаях, может носить ее. Членам фактории также запрещено публично отправлять свое богослужение; но несправедливо мнение тех, которые утверждают, что от Голландцев требуется формальное отречение от Христианства.
Все сделки и переговоры должны быть ведены с особенною торжественностью и подчинены строгому, неизменному церемониалу. Начальник полиции, Губернатор или вельможа Нангасакский сначала приезжает на Дезиму и Президент обязан его встретить у дверей комнаты, в которой уже разостлан ковер и заранее приготовлен завтрак. Когда Японец усядется на ковре. Президент, присев также, делает ему два или три земных поклона, на что тот отвечает только легким, небрежным, едва заметным поклоном. Если посетитель значительное лице, то он всегда разговаривает с Президентом через переводчика, хотя бы Президент сам умел говорить по Японски
Президент ежегодно имеет две аудиенции у Нангасакского Наместника: одну при поднесении фалана или дани, платимой Нидерландским Правительским Японскому, и другую перед отплытием судов в Батавию. В первом случае между Президентом и Наместником происходит следующий интересный разговор:
Президент. Очень рад видеть Г. Наместника в вожделенном здоровьи и по этому приношу ему поздравление от чистого сердца. Благодарю его милость за содействие, оказанное им в нынешнем году Нидерландцам в их торговых сношениях и в знак признательности и благодарности за это подношу ему от имени Г. Генерал-Штатгальтера Батавского вещи, указанные в поданной уже мною описи и назначенные в дар для его милости, по старинному обычаю.
Наместник. Мне приятно видеть Президента в добром здоровьи, с чем и я его поздравляю; также поздравляю его с успешным окончанием торговых сделок и принимаю с благодарностью подарок, мне предлагаемый, по принятому обычаю, высоким Батавским Правительством. Так как теперь настало время отплытия Голландских судов, то Президент приймет все меры к скорейшему их отправлению и объявит Наместнику, когда они будут готовы выйти в море.
Президент. Считаю особенною для себя честью, что Г. Наместник принял поднесенный ему мною подарок: прийму меры к скорейшему отправлению судов и не премину уведомить, когда они будут готовы выйдти в море.
После этой, как видите, непродолжительной аудиенции, Президент выходит в другую комнату и просит позволения увидеться с Секретарями Наместника. Они приходят и после обычных приветствий начинается следующий разговор:
Президент. Мне приятно видеть Гг. Секретарей в добром здоровьи и я благодарю их за труды и старания при наших торговых сношениях.
Первый Секретарь. Нам (т. е. ему и его товарищу) также приятно видеть Президента в добром здоровьи и мы желаем ему впред всякого благополучия.
Подобный же разговор происходит и при прощальной аудиенции.
Член фактории, без разрешения Нангасакского Наместника, не имеет права посещать город. Правда, что это разрешение всегда дается Наместником, но с такими тяжкими, обременительными условиями, что только в необходимых случаях оно испрашивается Голландцами. Например, для того, чтоб иметь право пробыть на берегу 12 часов, вы должны быть сопровождаемы несколькими толмачами, низшими полицейскими чиновниками (баниос) и компрадором, обязанным быть на это время вашим казначеем. Кроме того все они берут с собою своих слуг и всех, встретившихся им на улице знакомых и друзей — и всю эту толпу вы обязаны угощать и кормить! Если двое вместе съезжают на берег, то число проводников их, а следовательно и слуг и друзей их проводников, удвоивается. Уже одной этой толпы довольно, чтобы отравить для вас все возможные удовольствия, которые могли бы ждать вас на берегу! Но этого мало: в городе мальчишки встречают и провожают вас резким, неумолкаемым криком: Голанда, Голанда! (или Горанда как здесь произносят).
Нангасаки выстроен красиво и правильно, как и все вообще города Японии. Дома в нем все одноэтажные, деревянные, только стены покрыты добываемою из раковин известью, отчего они походят на каменные. Оконные стекла заменяет тонкая, но крепкая бумага, напитанная маслом. Снаружи окна закрываются ставнями на ночь и сторами днем. Весь дом окружен крытою галереей, а в домах зажиточных людей еще пристроиваются снаружи сени, где гости оставляют свои носилки, зонтики, башмаки и пр. и где также должны дожидать их слуги. За всяким домом разведен небольшой садик, в котором непременно найдете вы маленькие скалы, горы, водопады, пруды и часовню. Окна жилых покоев всегда выходят в сад.
Окрестности города живописны и должно заметить, что Японцев нельзя укорить в равнодушии и холодности к красотам природы. В самых живописных местах они воздвигли свои храмы, простые, лишенные украшений, как и все дома Нангасаки. Все они обнесены верандою (галереею) и часто главный храм (язиро) окружен маленькими часовнями (мияс). Большие залы подле капищ назначаются для приема путников, а иногда отдаются жрецами для отправления пиршеств и праздников. Таких храмов насчитывают в окрестностях Нангасаки более 60 и все они построены на пригорках и окружены садами.
При этой прогулке иностранец не имеет права посещать частных домов, но может входить в капище и в чайные дома; там он обязан угощать всех своих проводников.
Чайные дома в Нангасаки встречаются почти на каждом шагу; их насчитывают там до 750, а по большой дороге в Иеддо (и верно также и в других частях Империи) при каждой гостиннице есть и чайный дом..
С захождением солнца иностранец должен оставить Нангасаки.
Для посещения в городе какого либо Японца или для присутствия при каком либо из общественных празднеств, отправляемых с большою торжественностью и великолепием, должно испрашивать иностранцу особое разрешение.
Фрагмент текста воспроизведен по изданию: Голландцы в Японии
// Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 73. № 292. 1848
Фото: старинная японская гравюра, интернет
